Library.Ru {2.6}Лики истории и культуры




Читателям Лики истории и культуры История США. Метки для первого знакомства. Часть 2

 История США. Метки для первого знакомства. Часть 2

Либертианский рай…
 

Если бы кто-то из доморощенных либертианствующих витий вроде Юлии Леонидовны Латыниной попал в Штаты этак году в 1880-м, вряд ли ему бы там «покатило». Потому что в эти самые разлибертианские для Америки времена жить в них было не так уж комфортно и весело даже для такой сорви-головы, как Латынина.

Впрочем, все по порядку.

Из гражданской войны Америка вышла на новые рубежи. Правящая элита решила ПО ВИДИМОСТИ отступить в тень, не мороча людей идеями. Вернее, идея была одна, и ее предельно просто сформулировал 30-й президент США (1923–1929) астеничный и вялый Кэлвин Кулидж (1872–1933): «Дело Америки – это бизнес». В Белом доме сменяли друг друга невыразительные и коррумпированные политделяги, снова проповедовалась джефферсонова идея слабого правительства, и население выгребало само, как могло.

Но надо признать, выгребало весьма эффективно! Производство стали увеличилось за тридцать последних лет 19 столетия аж в 140 раз, производство промышленных товаров в целом – на 300%. Повсеместное внедрение пара и электричества и новые технологии повысили производительность труда в разы. На знаменитом конвейере Генри Форда (1863–1947) машину собирали теперь в среднем за 90 мин., против 12 часов в доконвейерную эру.

Игра свободного рынка логично привела к утверждению монополий: а) «вертикальных» (контроль над всеми этапами производства данной продукции, включая добычу сырья, транспортировку и т.д.; пример – бизнес стального магната Дейла Карнеги (1888–1955), б) «горизонтальных» (скупка предприятий одной отрасли; пример – нефтеперерабатывающая империя Джона Рокфеллера (1839–1937) и в) смешанных («Ю-Эс стил» Джона Пирпонта Моргана (1837–1913). Кстати, уставной капитал «Ю-Эс стил» в 1.4 млрд долларов был в 3 раза больше тогдашнего годового бюджета США!

В начале 20 века промышленный потенциал Штатов равнялся совокупному промышленному потенциалу всех остальных великих держав. 20 век не просто обещал – он клялся стать «веком Америки».

Идеи мессианские закружились в обществе. Англосаксам якобы сам бог предписал нести идеи свободы и собственной выгоды в мир, а бесстыжий и «безбожный», но новомодный дарвинизм оправдал право сильного и естественный отбор. И вот уже Штаты отколупнули от беззащитного пирога колониальной испанской империи Кубу (1898 г.) и Филиппины (1898 г.), прикарманили Гавайи (1893 г.), перекупили у французов строительство Панамского канала, оттибрив под это дело часть территории Колумбии (1903 г.), прикупили у русских Аляску (1867 г.), развязали революционную бучу (без большого, впрочем, успеха) в Мексике (1910 г.), жестко экономически опустили главного своего соперника тогда в Западном полушарии – Аргентину (1930 г., и косвенно повторили свой подвиг в отношении этой страны в 2001 г., когда аргентинская экономика пала жертвой слепо монетаристских рецептов).

Но в начале 20 века еще так похожая на стройку Америка казалась землей обетованной для бедняков всей планеты. За тридцать лет население страны выросло на 25 млн. – за счет иммигрантов, естественно! Причем при всех минусах тогдашней американской действительности люди в массе своей верили в осуществление «американской мечты», в то, что это – именно ИХ общество. В выборах президента участвовало до 75% избирателей.

Индивидуализм пронизал сознание огромного большинства американцев, которое привыкло надеяться лишь на себя: при очень высоком уровне эксплуатации профсоюзы в 20-е гг. объединяли в своих рядах лишь 20% рабочих. Побывавший здесь на закате жизни Фридрих Энгельс заметил, что капитализм в Штатах работает пока преотлично.

И все же любая стройка всегда похожа на свалку. Минусов в этой повальной горячке бизнесосозидания было хоть отбавляй, и что самое опасное – они накапливались.

Гигантские монополии ничего не могли поделать с периодическими кризисами перепроизводства, и тогда до 25% рабочих теряли свои места. Коррумпированность политиканов зашкаливала – и едва ли точки кипения достигла она даже в тот день, когда соперники избранного 20-го президента Джона Абрахама Гарфилда (1831–1881) отправили его туда, где уже не стреляют, – к праотцам.

10-часовой рабочий день, 6-дневная рабочая неделя, жуткие условия существования, когда рабочие ютились в многоэтажных (по европейским меркам) домах, но безо всяких удобств (потаскайте горшок с восьмого-то этажа!), никакая практически «социалка»…

В городах, хаотично застроенных, где барак соседствовал с небоскребом, тон задавали не местные власти, слишком по традиции слабые, а так называемые «политические структуры» во главе с «боссами» – мафиозные объединения, которые через подкуп и рэкет держали под контролем население и его бизнес.

Таков «либертианский рай» около 1890 года…

Юлия Леонидовна! Вам – сюда!

Или перечитайте на даче хотя бы «Спрут» (1901 г.) Фрэнка Норриса (1870–1902), «Джунгли» (1906 г.) Эптона Синклера (1878–1968) или «Сестру Кэрри» (1900 г.) Теодора Драйзера (1871–1945).

Слава богу, американская элита вовремя поняла, что из этого рая нужен какой-то…
 

Иcход
 

Но прежде, чем толкнуть дверь с долгожданной надписью «ВЫХОД», задержимся на пороге еще немного. Побывавшие в США в 1935 году Евгений Петров (1903–1942) и Илья Ильф (1897–1937) застали, конечно, уже другую Америку, гораздо более комфортабельную и внешне благообразную, но промышленный и гангстерский монстр тогдашний Чикаго еще успел показать им «кузькину мать», то есть Штаты начала века.

Вот выдержки из их прекрасной книги «Одноэтажная Америка» (1937 г.):

«Едва ли где-нибудь на свете рай и ад переплелись так тесно, как в Чикаго. Рядом с мраморной и гранитной облицовкой небоскребов на Мичиган-авеню – омерзительные переулочки, грязные и вонючие. В центре города торчат заводские трубы и проходят поезда, окутывая дома паром и дымом. Некоторые бедные улицы выглядят как после землетрясения, сломанные заборы, покосившиеся крыши дощатых лачуг, криво подвешенные провода… И сейчас же, в нескольких шагах, – превосходная широкая улица, усаженная деревьями и застроенная красивыми особнячками с зеркальными стеклами…» (с. 167).

Еще выразительнее на наш сегодняшний взгляд пассаж о дантисте, которого некий «пациент», гангстер от политики, вынуждает голосовать, «как надо». Агитация предельно проста: «У вас есть дочь, и она четвертый год дожидается места учительницы в школе? Так вот…, если вы будете голосовать за нашего кандидата, мы постараемся устроить вашу дочь на работу. При этом мы ничего твердо вам не обещаем. Но если вы будете голосовать за нашего противника, то уж я могу сказать твердо: никогда ваша дочь не получит работу, никогда она не будет учительницей». И дантист подчинился: «Я подумал, что в конце концов не все ли равно, кто будет избран – демократ или республиканец. А дочь, может быть, получит работу» (с. 169).

Унижающий, но здравый смысл восторжествовал не только в голове отдельно взятого дантиста. И республиканцы во главе с Теодором Рузвельтом (1858–1919; президент в 1901–1909 гг.), и демократы во главе с Томасом Вудро Вильсоном (1856–1924; президент в 1913–1921 гг.) при всех нюансах в риторике и идеологии упорно проводили в начале 20 века – «века Америки» – «прогрессистскую» политику.

«Прогрессизм» есть, в сущности, отступление от краеугольного камня американского модус вивенди – от индивидуализма как принципа жизнестроения. Прогрессисты провозгласили принцип подчинения частных интересов общим, интересам общества. И либертианскую анархию им обуздать, в конце концов, удалось.

(Впрочем, ни тот, ни другой лидер не думали всерьез бороться с засильем монополий. Упор делался на урегулирование существующих противоречий, а не на ликвидацию их причин. Пример тому – пресловутый закон Шермана (1890 г.), направленный вроде бы против образования новых трестов, но гораздо чаще применяемый к забастовщикам. В 1892–96 гг. из 5 судебных процессов против трестов 4 завершились благоприятным для корпораций исходом. Зато в те же 1892–96 гг. против рабочих организаций было возбуждено пять судебных дел, из которых лишь одно закончилось в пользу рабочих. Вот он, эффект зеркального отражения!).

В первую мировую войну (1914–1918 гг.) Америка вступила лишь в апреле 1917 года (кстати, считается, отчасти из-за того, что в России «царя скинули». До того заокеанский оплот демократии якобы брезговал сливаться в экстазе с Антантой, где среди солистов был царь-«погромщик»).

Поэтому основные призы по итогам войны поделили между собой старейшие европейские демократии – Франция и Британия.
 

Пресловутая «чебурашка»
 

На исходе первой мировой войны Вудро Вильсон выдвинул идею коллективной безопасности. Она органически вытекала из самой философии «прогрессизма». (Коллективная безопасность в Белом доме понималась, к слову сказать, очень своеобразно: например, ради нее следовало пожертвовать целостностью России, разделив ее на четыре части).

Гораздо убедительней для современников и потомков стало иное начинание Вудро Вильсона – создание в1913 году Федеральной резервной системы (ФРС).

История создания ФРС несколько мутна и точно уж романтична. После того, как в 1837 году «народный президент» Эндрю Джексон разгромил национальный Банк СШ, в стране началась эра «свободных банков» и затем «национальных банков». Децентрализация финансов периодически приводила к банковским паникам. Между тем, все более округлявшийся крупный капитал требовал надежности и солидности от носимых им брюк. В итоге и была создана ФРС – довольно странная структура, руководство которой назначает президент США, а сама она выпускает национальную валюту, но при этом государственной организацией не является, предпочитая принцип акционерного общества.

Эта загадочная частная чебурашка с государственными полномочиями была создана по инициативе сенатора Нельсона Олдрича (1841–1915), человека глубоко ответственного и еще более заинтересованного (друг Моргана и тесть Рокфеллера, как-никак!). Правда, злые языки в лице известного погромщика репутаций М. Хазина (р. 1962 г.) уверяют, что еще активнее в ее создании поучаствовали еврейские финансисты из лондонского Сити.

Официальной целью ФРС являлось, прежде всего, упорядочение финансовой системы Америки, а уж после второй мировой войны, когда доллар стал мировой волютой, полномочия ФРС расширились до горизонта, лишь взгляду доступного, – что мы сейчас, в общем, и пожинаем.

Между тем, еще в 60-е годы иные экономисты отметили противоречие в самом принципе функционирования ФРС. Сделал это экономист Роберт Триффин (1911–1993). Известный парадокс этого Роберта, этого подлого бельгийского выползня Триффина звучит примерно так:

«Для того чтобы обеспечить центральные банки других стран необходимым количеством долларов для формирования национальных валютных резервов, необходимо, чтобы в США постоянно наблюдался дефицит платежного баланса. Но дефицит платежного баланса подрывает доверие к доллару и снижает его ценность в качестве резервного актива».

Но не будем мучить себя предчувствиями – посмотрим лучше с оптимизмом назад.

Итак, нас ждут
 

«Ревущие двадцатые»
 

А собственно, почему это 20-е гг. в США вдруг «ревущие», спросим себя. Да, Америка вышла из войны с немалым долгом; да, в начале 20-х был чувствительный спад в экономике; да, фермеры погрязли в проблемах чуть не на двадцать лет; да, негров на юге линчевали с усердием, достойным лучшего применения. Наконец, с фронтов войны вернулось «потерянное поколение», которое после реальной крови не верило ни в какое целлулоидное великолепие. Но в целом-то дело наладилось, да еще как! Рост ВНП за 20-е составил 40%, а по уровню жизни Штаты вроде бы прочно обосновались на первом месте в мире.

Это не пустые слова и не только «средняя температура по больнице»: годовой доход рабочего равнялся 1300 долларам, а средней руки «фордик» стоил всего 300 «бакинских»! Плюс к «фордику» потребителю предлагались стиралки, пылесосы, кондиционеры, электрические утилизаторы мусора, вакуумные прессы для глажки, электромассажеры, посудомоечные машины, – практически весь ассортимент бытовых «богов» (исключая ТВ, комп и разные «гаджеты»), о которых и мечтать не может пока средний россиянин. Предлагалось все это в рассрочку, но таки ОДНОЙ ТРЕТИ населения было уже ДОСТУПНО! «Общество потребления», в объятья которого мы вошли разве что в 00-е, в Америке распоясалось уже в 20-е. (И это тем более нам неприятно осознавать, что первые мануфактуры в Штатах появились на полвека позже, чем на Урале, а рабство отменили здесь через 4 года после аналогичной «промоакции» в нашей стране).

«Ревущие двадцатые» – название фильма Рауля Уолша (1887–1980; фильм 1939 г.) о судьбах ветеранов первой мировой в Америке в годы жестокого «сухого закона» (бедные парни!) и весьма «мокрых» гангстерских войн (ну, очень-очень-очень бедные парни!..). Эту ленту считают едва ли не лучшим гангстерским фильмом в истории Голливуда. Он расскажет нам о 20-х в Америке лучше любого историка.

Вообще 20-е гг. – особое время в истории американской культуры, ее поистине «золотой век». Чарли Чаплин (1889–1977) и Дэвид Гриффит (1875–1948), Уильям Фолкнер (1897–1962) и Эрнест Хемингуэй (1899–1961), Джордж Гершвин (1898–1937) и Луи Армстронг (1901–1971), – наверно, две трети величайших деятелей американской культуры начинали или продолжали быть и творить в эти годы!

Параллельно (а порой и в одной колбе) развивается «массовая культура», которая именно в эти годы вырабатывает свои «стандарты» и обретает промышленный размах. Ильф и Петров очень точно заметили, что средняя, «ниже уровня человеческого достоинства» продукция Голливуда формирует вкус и даже мировоззрение американской публики: «Американские зрители из года в год фактически смотрят одно и то же. Они так к этому привыкли, что если им преподнести картину на новый сюжет, они, пожалуй, заплачут, как ребенок, у которого отняли старую,… но любимую игрушку» (с. 350).

Но подлинным символом веры и «фабрикой грез» Голливуд станет в депрессивные 30-е, так нуждавшиеся в этой самой вере, а порой и в соломинке вместо твердой надежды. Однако уже в 20-е через кинотеатры еженедельно проходит количество зрителей, равное численности всего населения Штатов!

20-е гг. казались триумфом «американского образа жизни», его философии, которую предельно просто выразил 31-й президент США Герберт Кларк Гувер (1874–1964; президент в 1929–33 гг.): «Национальное величие Соединенных Штатов сформировалось в результате усилий одиночек» (Макиннери, с. 441). Вот почему успехи в экономике и культуре сочетались с уступками консерваторам. Вовсю разрезвился на юге пресловутый ку-клукс-клан (кстати, и с легкой руки того же Гриффита с его фильмом 1915 г. «Рождение нации» о бесчинствах негров после гражданской войны; этот фильм отчасти, возможно, финансировался расистами и был запрещен к показу в Париже). Введенный в 1919 г. «сухой закон» (просуществовал до 1932 г.) – тоже уступка высокоморальным ретроградам, между прочим!

НОТА БЕНЕ. Герберт Гувер довольно тесно общался с нашей страной. Еще до революции он основал одиннадцать связанных с нефтедобычей в России компаний, в начале 20-х занимался поставками продовольствия белым, а в качестве руководителя ARA – американской организации помощи – помогал голодающим в советской России в 1920–22 гг. и спас от голодной смерти около 9 млн. человек.

Гувер уверенно победил на президентских выборах 1928 г., но знал бы бедняга, «на что он руку поднимал»!..
 

«Великая депрессия»…
 

Два роковых дня, 28 и 29 октября 1929 года, ознаменовались крахом нью-йоркской биржи. Масса людей разорилась, в том числе и наш великий Ф. И. Шаляпин (1873–1938), который на склоне дней вынужден был снова пуститься в утомительные гастроли, но, кажется, так и не восстановил свое состояние, да и голос был уже не тот…

Но Шаляпин себе еще одну ренту «напел», а вот множество людей пошло по миру вовсе не в гастрольном смысле этого слова. Крах биржи впрямую затронул лишь 1% населения, собственно, вложившегося в ценные бумаги. Однако сказался эффект домино: крах дилеров потянул за собой разорение банков, потерю вкладов, сокращение инвестиций, сокращение покупательной способности, сокращение рабочих мест…

Сокращение, сокращение, сокращение… За первые 4 года «великой депрессии» индекс Доу-Джонса упал на 83%: с 365 до 63 пунктов. Основные экономические показатели «отпрыгнули аж на 30 лет назад, к началу века. При этом депрессия и не думала прекращаться, продлившись до 1939 года, а по отдельным показателям и до 1945 г.!

Нищета постучалась в двери столь многих. В моду вошли:

«галстук Гувера» – вывернутый наизнанку карман;

«одеяло Гувера» – газета, постеленная вместо матраса на голую землю;

«ботинки Гувера» – вдрызг изношенная обувь на картонной подметке;

«гувервилли» – скопища самодельных лачуг из жести, коробок и прочей рухляди, в которых селились бездомные.

Иные исследователи полагают, что в те годы от 25 до 90% населения Штатов страдали от недоедания, а 5 млн. умерли от голода! (См. Статистику)

Гувер кормил сограждан «завтраками», обещая, что кризис вот-вот закончится, и отказывая 13 млн. безработных в пособиях, ибо подачки могут их «развратить»…

Причины столь средневекового по масштабам бедствия экономисты видят и в кризисе перепроизводства (как-никак две трети населения Штатов в потребительском буме участия не принимали), и в политике ФРС (привет ей из 21 века!), и в нехватке денежной массы.

Да и природа скромненько постаралась: мало того, что масса фермеров разорилась – на ряд южных штатов напала жесточайшая засуха. Это была настоящая экологическая катастрофа, когда слой почвы целое десятилетие стоял в воздухе этакой жуткой бесплодной взвесью (так называемая «пыльная чаша»). Началось массовое бегство из этих мест, которое масштабно описал Джон Стейнбек (1902–1968) в «Гроздьях гнева» (1939 г.; в 1940 г. вышел одноименный фильм Джона Форда (1894–1973).

(О тех годах также см.:

«Зеленая миля» (роман (1996 г.) Стивена Кинга (р. 1947 г.) и одноименный фильм (1999 г.) Фрэнка Дарабонта (р. 1959 г.);

«Загнанных лошадей пристреливают, не так ли?» (фильм 1969 г. Сидни Поллака (1934–2008);

«О, где же ты, брат?» (фильм 2000 г. братьев Джоэла (р. 1954 г.) и Этана Коэнов (р. 1957 г.);

«Догвилль» (фильм 2003 г. Ларса фон Триера (р. 1957 г.).

А также ряд других романов, кино и телефильмов).

Поистине, годы «великой депрессии» стали третьим по счету (после войны за независимость и войны Севера и Юга) историческим мифом Америки, и, пожалуй, самым ужасным…
 

…И «новый курс» Ф. Д. Р.
 

Кажется, Гувер начал осознавать недостатки традиционного «рыночного» подхода, хотя ему в этом, как мог, мешал министр финансов банкир Эндрю Меллон (1855–1937). «Предприимчивые люди подберут обломки, оставшиеся от менее компетентных», – уверял он (с. 462).

Риторику узнаёте?.. И кстати, Меллон тоже связан с Россией сердечными узами: именно он стал в 20-е гг. основным покупщиком шедевров Эрмитажа, которые продали большевики. Теперь вы их (шедевры, не большевиков) можете увидеть в Национальной галерее искусства в Вашингтоне, основу которой составила коллекция Меллона.

Но вернемся к скучной политике!

Республиканцам Гувера с их откровенно либертианской идеологией пришел тогда карачун: в 1932 году президентом Штатов стал едва ли не величайший из американских политиков Франклин Делано Рузвельт (1882–1945, президент в 1933–45 гг.).

Этот истый по американским меркам аристократ, потомок первых голландских (по отцу) и французских (по матери) переселенцев, принадлежал к очень влиятельному клану «нью-йоркских Рузвельтов». Его родственником (и кумиром) был президент-республиканец Теодор Рузвельт, а женой – племянница последнего Элеонора (1884–1962), известная феминистка и общественная деятельница; ей посвящен фильм «Элеонор, первая леди всего мира», 1982 г.)

«Несомненно, из всех капитанов современного капиталистического мира Рузвельт – самая сильная фигура», – отзывался о нём Сталин летом 1934 года, указывая на его «инициативу, мужество, решительность» (цит. по: Рузвельт, Франклин – Википедия)

Уже в первые сто дней своего президентства Рузвельт смог восстановить банковскую систему. Его «новый курс» включал в себя как организацию помощи нуждающимся (выплаты пособий по безработице, создание рабочих мест, помощь матерям, детям и инвалидам, контроль за условиями труда, облегчение финансовой задолженности фермеров, легализацию профсоюзов), так и регулирование экономки с опорой на крупную промышленность (Рузвельт ничего не имел против трестов, поддерживал их).

В сущности, он сделал то, на что не смог решиться Гувер: отступил от принципа абсолютного индивидуализма как основы американского жизнестроения, привнеся элементы планирования и социальной защиты. Именно со времени его президентства роль федерального правительства в жизни каждого американца стала вполне ощутимой. Очень важно и то, что Рузвельту удалось обуздать финансовых воротил с Уолл-стрита (на что проницательно указал Альберт Эйнштейн (1879–1955) и что никак не решится сделать Барак Обама (р. 1961 г.)

Меры «нового курса» были достаточно эффективны. Главное – они дали возможность выжить и надежду зажить когда-нибудь хорошо. Рузвельт четырежды избирался на президентский пост – уникальный случай в истории США.

Нельзя сказать, что все проблемы были решены: не удалось даже охватить медицинским страхованием все население Штатов, а главные экономические показатели не превысили докризисный уровень вплоть до начала второй мировой войны. В южных штатах сохранялась сегрегация даже в получении помощи нуждающимся (хотя в кабинете Рузвельта было немало цветных сотрудников, его даже называли «черным кабинетом», а сам Рузвельт и его жена были противниками расовой дискриминации). Зато индейцы, которых Теодор Рузвельт называл когда-то «грязными дикарями» (с. 407), напротив, получили существенную поддержку.

И все же, несмотря ни на что, Франклин Делано Рузвельт мог с полным правом сказать то, что и сказал в трудную минуту своим согражданам: «Единственное, перед чем мы должны испытывать страх, – это сам страх» (с. 468).

А тучи над миром сгущались…
 

Кроме Сети использованы книги:
 

Макинерни Д. США. История страны. – М.: Эксмо; Спб: Мидгард, 2011. – 736 с., ил. – «Биографии Великих Стран)

Ильф И., Петров Е. Одноэтажная Америка. – М.: АСТ: Зебра Е, 2012. – 464 с., ил.

(Окончание следует)

Валерий Бондаренко





О портале | Карта портала | Почта: [email protected]

При полном или частичном использовании материалов
активная ссылка на портал LIBRARY.RU обязательна

 
Яндекс.Метрика
© АНО «Институт информационных инициатив»
© Российская государственная библиотека для молодежи