МЕРДости любви

Кларк С. Боже, спаси Францию!: Наблюдая за парижанами. – М.: РИПОЛ классик, 2010. – 432 с.
 

Стефан Кларк известен своей «нелюбовью» ко всему французскому. Несколько книжек, писаных, как уверяют издатели, больше для себя, в стол, стали бестселлерами по обе стороны Ла-Манша. Что лишний раз говорит о недоверии современного читателя к мнению официально признанных знатоков и путеводителей. Мнение о другой стране лепят из впечатлений знакомых, лиц частных и с тобой во вкусах, наверно, схожих.

Так вот, ключевым словом в описании «прекрасной Франции» у рыжего англосакса Кларка стало французское merde – дерьмо. Потому что собачьего мерда слишком уж много на парижских улицах, и требуется поистине парижская ловкость и грация, чтобы не растянуться на овеянных историей камнях. Ну, не принято здесь, в отличие от северных соседей, утруждать себя совочком-кулечком. И вообще утруждать себя ничем особо не принято. Главный жест парижанина – пожатье плечами на любую претензию (впрочем, и на собственную непруху порой).

К этой волшебно небрежной, порхающей легкости бытия герою романа-травелога Кларка придется привыкать не без потерь – но и не без ощутимых приобретений. Он тотчас обнаружит милую необязательность коллег, официантов, работников сервиса. А что вы хотите: Франция – самая социалистическая из капиталистических стран, и забастовка здесь – вид народной забавы. Конечно, есть свои ощутимые плюсы. Например, «общественный транспорт в Париже поистине изобретен для комфортной перевозки людей, а не для того, чтобы они, вконец, отчаявшись, пересели на машины» (с. 124).

Но не думайте, что самая социально защищенная нация в мире – сплошные коллективисты. Индивидуализм француза проявляется во всем, и прежде всего – в любви… самозабвенно порассуждать: «…только французы способны достичь оргазма, слушая самих себя» (с. 109).

«…Не надо пытаться понравиться всем и каждому – это так по-английски. Наоборот, ты должен показать, что тебе глубоко наплевать на чужое мнение… Если ты во Франции чересчур часто улыбаешься, тебя сочтут умственно отсталым» (с. 60–61).

А быть глупым на родине Декарта – мерд непростительнейший, ибо об интеллект местных жителей порой спотыкаешься в самых неожиданных местах: «Только во Франции может быть интеллектуально развитая проститутка» (с. 77).

Ну, да что мы все вокруг да около? Перед нами роман, герой его – молодой англичанин, которого французская фирма пригласила помочь устроить сеть английских чайных.

Сперва выдрессированный тэтчеризмом-протестантизмом бритт обнаружил массу жути на рабочем месте. Все при встречах целуются, обедают и флиртуют, все только и думают, что об очередном отпуске (а маленькие каникулы у французов – чуть не каждые два месяца); на улице без конца вляпываешься то в мерд, то в забастовку. И французский шеф героя Жан-Мари (негодяй, пройдоха, но как обаятелен!) под рукой признается: «Я никогда не признаюсь в этом… но иногда мне так хочется, чтобы французы переняли кое-что у англосаксов. Тебя не устраивает чья-то работа, уволь его… Так просто, так замечательно!» (с. 428–429).

Да, он начинает политическую карьеру, пускай и на крайне правом фланге – однако НИКОГДА не признается, что сказал когда-то кому-то эти слова!

Всех устраивающее удобное лицемерие – основная черта парижской жизни, кряхтит рыжий потомок пуритан:

«В счетах за телефонные переговоры приводится распечатка звонков с указанием только первых цифр абонентов. Цель – защитить жен и мужей, необдуманно названивающих своим любовникам и любовницам с домашнего телефона. Хорошая идея» (с. 303).

Впрочем, осложненная пуританством-тэтчеризмом наследственность не мешает герою на собственной шкуре убедиться, что Париж – прежде всего, «город любви». Кокетливая Стефани, серьезная и милая Алекса (озабоченная семейными проблемами, ведь ее отец-гей все время в соплях от своих сердечных неразберих), светская прошмандовочка Элоди (достойная дочка того самого Жан-Мари), неверный друг и учитель в сексе Мари… Нет, кажется, я еще не всех перечислил. Романы с ними описаны с юмором и нежностью, заставляющей вспомнить бессмертный фильм «Под крышами Парижа».

Причем любовь по-французски имеет свои тонкие моменты, которые ох не вписываются в нынешний масс-культурный мейнстрим, разделяемый и нашими соотечественниками. Нарочитая грубоватая крутизна, мачизм – нет, это вовсе не для парижанок. Пускай себе пивом пропитанные немцы и англосаксы, и сивоглазые от водки новорусские пацаны считают французских мужчин слишком изнеженными и женственными. Именно эта тонкость и привлекает француженок. Что, заскорузли в своем свинокожем байкерстве до того, что и не верите?

Тогда большая цитата:

«Боб даже не догадывался о том, что делает все возможное, чтобы сегодня покинуть бар в одиночестве… Его рубашка с коротким рукавом ерзала, открывая взору покрытый пушком живот, шумный разговор уже не совсем трезвого мужчины был напрочь лишен каких бы то ни было дипломатических тонкостей – налета женственности, именно так он воспринимал то, о чем я сейчас говорю, хотя это больше всего и нравится парижским девушкам. Он был вполне симпатичным, но слишком выпирающая английская неуклюжесть помешала бы ему уложить в постель хоть одну из встречавшихся мне парижанок» (с. 296).

Вы заметили: бритт начал с бесконечного мерд, а кончает здоровущею самокритикой. Через несколько месяцев разлука с мерд и на несколько дней ему уже тягостной показалась… Короче: «Я… устремился туда, где мог рассчитывать на вкусную еду и более непринужденные разговоры. Несясь сквозь Ла-Манш, я размышлял, как скоро французы решатся заложить кирпичами тоннель в знак пренебрежения к своим воинственным соседям из ада (жителям Альбиона, – В. Б.)» (с. 327).

Действие книги происходит около 2003-4 года – времени вторжения американцев в Ирак. Герой пока свысока оценивает прелести почти социалистической модели устройства жизни, уверенный в преимуществах классического либерального пути (ах, опять этот самый «тэтчеризм»!)

Но нынешний кризис показал, что Франция, как и вся континентальная, богатая социальными гарантиями Европа, больше оказалась готова к нему и лучше обезопасила своих граждан, чем англосаксонские страны.

Там, у себя на острове, англичане могут делать вид, что уже совсем победили в извечном соперничестве, что эти «французы ведут себя, как отвергнутая женщина» (с. 14).

Вернее, как дети, которые ничему не желают учиться и все норовят получить. И именно как к детям относится к ним вдруг подобревший герой – к любимым детям, безмятежное легкомыслие которых очаровывает, заставляет завидовать, но и пугает.

Вот герой и его друг подвизаются учить английскому.

«Они не хотят ничего менять в стране. Они все хотят одного – чтобы Франция стала центром вселенной. Et voila!

– Подожди, а при чем тут преподавание английского?

– Так это самое модное сейчас» (с. 377).

И хотя, конечно, герой положит Жана-Мари на лопатки, а добро восторжествует, но…

Как истый бритт, Кларк глубочайшим образом уверен в том, что «боже хранит королеву», но сердце и здравый смысл его молятся все-таки о спасении Франции. И в этой связи вспоминается почему-то У. Черчилль, который уж сколько подножек ставил исторической сопернице, а умер-то в ней, все-таки в ней, любимой!..

Да и у какого еще народа «мудрое» и «модное» могут звучать совсем как синонимы?..

10.01.2011