КАК СТАТЬ МОДНЫМ НАВСЕГДА?

Васильев А.А. Этюды о моде и стиле. – М.: Альпина нон-фикш; Глагол, 2008. – 560 с.
 

Книга известного театрального художника и вообще «просто известного» Александра Васильева – как живой человек. Ею увлекаешься, от нее иногда устаешь. Устаешь – потому что где-то она припозднилась. Автор много и с удовольствием говорит о возвращении гламура (тексты второй половины 90-х), хотя, кажется, более ненавистного слова сейчас не сыскать. Разве что – слово «кризис». Но и о кризисах здесь очень даже немало сказано. Внимательный читатель узнает: кризисов была тьма на всегда вроде благополучном (по нашему мнению) Западе, причем иные, совсем недавние, большинству из нас неизвестны. Но западный мир научился усмирять кризис в том числе и языком моды.

(Об этом чуть позже).

А пока – «Мода и стиль». В недавнем своем интервью Александр Васильев заметил: мода скоротечна, стиль – постоянен. Нужно быть не модным, а стильным. И вообще, нынешняя мода столь плюралистична, что любому дает шанс найти свое лицо, свой стиль и тем самым не выпасть из моды=не выпасть из времени.

Но это все – в радиоинтервью. В книге же стили рассматриваются ретроспективно, – то есть, перед нами в какой-то мере все-таки история моды. Нет, не академическая история костюма, быта и интерьера, хотя дотошный читатель узнает массу пикантных подробностей.

Например, что русского дамы «серебряного века» расписывали лица себе искусней хиппи и панков, а художница Наталья Гончарова вообще ходила под сплошной ультрамариновой маской, как Фантомас.

Или – что жемчуг можно оживить экзотическим способом, «пропустив» его через пищевод любимой собаки.

Или – что журналы мод издавали в СССР даже в самые трудные дни войны 100-тысячным тиражом.

Или – что больше всего ценятся у коллекционеров елочные игрушки, созданные в скромненькой ГДР.

Или – что «высокая мода» последние 20 лет находится при смерти, но почему-то, дрянь такая, не умирает.

И вообще, с этой книгой вы точно уж не соскучитесь, ведь в ней 8 разделов, и каждый наполнен небольшими, но емкими и остроумными заметками. Тональность разделов тоже различная – от ироничного стеба («Шпильки Халинки Дорсувны») до лирических воспоминаний о родителях («Родное») и рассказов о судьбах звезд балета и от кутюр.

Короче, информации – занятной, курьезной, а порою и редкостной – в книге Александра Васильева масса. Но самое ценное в ней – все-таки атмосфера. Непринужденная, уютная, совершенно какая-то «камельковая», она сродни той, что дарит нам другой чародей прирученного зверя жизни – Виталий Вульф. Это не беспроблемная (лживая) версия бытия в глянцевых липких изданиях. И не демонстративная (а в чем-то еще более нестерпимо фальшивая) версия записных наших носителей «духовности». Это очень очеловеченная жизнь, – жизнь человеческая, бытовая и устремленная в земной позитив. Это лирика повседневности, которую годы делают лицом эпохи.

Ах, да, мы и забыли: кризис!..

Но сейчас еще пару слов не о нем, а об авторе. Александр Васильев – личность, безусловно, харизматическая. Он как-то очень естественно занял в нашей культуре последних лет нишу, всем, наверное, интересную. Для иных он стал тем, что можно глупо и выспренно назвать «учителем жизни». Земной, повторюсь, повседневной жизни. Учителем того, что мы, русские, не умели, не имели (и нас призывают порой не учиться этому вообще) – savoir vivre, умению жить, вкусу к жизни, не забубенной лихости, а естественному жизнелюбию.

Сам Васильев – из среды тех, кто умел жить. Его отец – тоже известный театральный художник, мать – актриса, предки с обеих сторон – помещики, купцы, чиновники, «люди со вкусом». Вот почему, подобно многим в его поколении, Васильев смотрит на прошлое сквозь магический кристалл искусства, а на искусство – во многом сквозь призму прошлого: «Мне люба старина. Я чувствую ее дыхание, шорох жучков в древесине, таинственный отблеск тусклого зеркала, скрип половицы, сияние бисерной вышивки и тайну взгляда на немом портрете» (с. 459 – 460).

Вот почему так много в книге о прошлом, о антиквариате. «Антиквариат в России ценен своей непредсказуемостью. Вовсе не знаешь, где и когда встретишь те или иные предметы. Они – как лучшие друзья. Они вечно дороги вашему сердцу и душе и никогда, никогда не стареют, так как уже очень стары» (с. 460 – 461).

Я думаю, скрытая тема (или настроение?) книги – поиск опоры во времени, которое так неизменно изменчиво.

Васильеву повезло: волей судьбы ему вернули имение предков – помогла литовская реституция. Человек небедный, он отделал его так, что жучки-короеды теперь ликуют. (Как именно отделал – прочитаете и увидите).

Конечно, в этом «возвращении к корням» много, на мой взгляд, и наивного, – наивного поколенчески, «общетрендово», много от романтизма нашего времени, ибо самого по себе Васильева, добившегося успеха на Западе и у нас, наивным никак уж не назовешь. А с другой стороны, откуда мы знаем, что чувствует и как привязан к корням человек, соседом которого (по имению) был младший сын Пушкина? (Соседом деда, естественно).

Ну, а теперь – обещанное, про кризис.

На кризис 90–93 гг. западная молодежь ответила стилем гранж (фр. – «сарай», «гумно»): грязноватый, мешковатый, чуть «порватый» секонд-хенд. «В этом смысле в 1990 году поголовно все население СССР как бы участвовало в сплошном и безостановочном шоу стиля гранж» (с. 421).

Какую моду породит нынешний, гораздо более масштабный кризис, и в каком шоу нас всех заставит участвовать жизнь? Об этом Васильев еще напишет.

А мы все же не будем грустить: вот вам для этого книга Александра Васильева!