Тимофей Дьяконов: Куда цари пешком ходили
Удивительна все-таки живучесть этой книги! (Петр Вайль, Александр Генис. Русская кухня в изгнании. М.: Колибри, 2007.) Писали ее в 80-х ностальгирующие по русской лапшичке эмигранты. Впервые была опубликована в России в 90-х, в голодные годы. И сегодня тоже переиздана вовремя когда, натаскавшись по ресторанам, московская публика затосковала по домашним огурчикам. Поэтому философия этой книги не нуждается в проверке. Она доказана временем, которое твердит нам, что все пройдет, а солянка останется. Что самые крепкие связи между народами через пищевой тракт.
К «Русской кухне» элегантно и недвусмысленно подверстывается книга «Unitas, или Краткая история туалета» (М.: НЛО, 2007), написанная историком из Питера Игорем Богдановым. Туалет («ретирадник», «клозет», «место, куда цари пешком ходят») и все, что с ним связано, будучи фигурой замалчивания, во все времена стоял в центре бытоустройства. И подспудно определял сознание (а значит, и все остальное) горожанина. Самые удачные места в этой книге там, где про Питер, первый урбанистический город империи. Собственно, из книги явствует, что проблема туалета в городе это прежде всего проблема борьбы с запахом. До изобретения «колена фановой трубы» сифона, водой блокирующего газы запах нечистот был в городах доминирующим. По утверждению автора, в подъездах старых питерских домов кое-где даже сохранились ниши с заложенными дырками посередине. Это эхо «пролетной» системы, когда жители дома справляли нужду прямо на лестницах.
И о высоком. Третья книга биография Георгия Иванова (М.: Молодая гвардия, 2007), поэта, чье творчество и в эмиграции оставалось в русле «большой русской поэзии». Биографию написал Вадим Крейд, поэт и знаток русской эмиграции, много лет возглавлявший знаменитый эмигрантский «Новый журнал». Книга дотошна по деталям питерской и в особенности парижской жизни поэта. Что объяснимо, поскольку в материалах недостатка у автора, кажется, не было. Тон спокойный, без лишнего «авторства» что подкупает. В целом вся книга подробная иллюстрация четырех строк самого Иванова: «Я верю не в непобедимость зла, / А только в неизбежность пораженья, // Не в музыку, что жизнь мою сожгла, / А в пепел, что остался от сожженья». Удивительно, что спустя много-много лет примерно о том же напишет другой поэт-изгнанник: «Только пепел знает, что значит сгореть дотла».
|
[ № 9, 2007 г. ]
Владимир Крамник: «Шахматы близки к музыке»
[персона грата] «Считаю, что шахматы близки к музыке, но не рискнул бы сравнивать себя с великими. Я вообще странный человек у меня нет любимого композитора или любимого писателя. Многое зависит от настроения. В один день мне очень хочется слушать Баха, в другой Моцарта».
Александр Колбовский: Жизнь из морозилки
[обозреватель–тв]
Михаил Веллер: Гражданская война не кончается никогда
[нон-стоп] «Если спроецировать на экраны телевизоров те картины, которые возникают в головах работяг при мысли об олигархах, то этот сериал ужасов показывать вообще нельзя».
Владислав Отрошенко: История песен (Рассказы о Катулле)
[проза]
Глеб Шульпяков: Мечтатели
[старый город]
Джудит Кофер: Два стихотворения
[терра-поэзия]
Тимофей Дьяконов: Куда цари пешком ходили
[обозреватель–книги] «Удивительна все-таки живучесть этой книги! Писали ее в 80-х ностальгирующие по русской лапшичке эмигранты. Впервые была опубликована в России в 90-х, в голодные годы. И сегодня тоже переиздана вовремя когда, натаскавшись по ресторанам, московская публика затосковала по домашним огурчикам».
Марк Пекарский: «Ученики именовали меня Кошмарк Ильич»
[маэстро]
Андрей Толстой: Русский затворник из Орсэ
[волшебный фонарь]
Ольга Шумяцкая: Как подделать Чарли Чаплина
[обозреватель–кино]
Алексей Бавыкин: «А попробуйте сломать Дом Пашкова
»
[анфилада]
Виталий Вульф, Серафима Чеботарь: Луиджи Боккерини: тайны мадридского двора
[театральный роман]
Игорь Чувилин: Идеальная видимость
[артотека]
Стивен Сеймур Санджар Янышев: Постоялец
[table-talk]
Реставратор мебели Дмитрий Маклаков: Здесь продается голландский комод?
[урок труда]
Дмитрий Смолев: Рождение арта из духа демократии
[обозреватель–арт]
Глеб Шульпяков: Судьба барабанов
[чертополох]
Ольга Шумяцкая: Шаги в неизвестное
[киноностальгия]
Маша Шахова: Дядя Сэм из Луцино
[подмосковные вечера]
Святослав Бирюлин: Вечный блондин
[музей звука]
Григорий Заславский: Яичница с орденом
[обозреватель–театр]
Сюжет от Войцеховского
Юрий Рост: Примаченко
[окно роста]
Юрий Норштейн: О Саше Татарском
[норштейн–студия]
Игорь Сид: Пюре из толченых листьев
[гастроном]
Марк Водовозов: То, что маркиз прописал
[финиш!]
Виктор Куллэ: Голгофа Гоголя
[дом с привидениями] «Попытавшись отвратиться от мира жутковатых порождений собственной фантазии навстречу жизни живой (попросту говоря приступив к работе над вторым томом), творец ужасается реальности. Сверхчувствительный Гоголь, у которого, по выражению Аксакова, нервы были вверх ногами, заплатил за эту попытку утратой, может быть, не самой драгоценной, но самой спасительной грани своего таланта чувством юмора».
Александр Васильев: Платье для серсо
[винтаж]
Лев Малхазов: Прилетная птица
[обозреватель–классика]
Лидия Оболенская: Бескомпрмиссный tetu
[комильфо]
Святослав Бирюлин: Производственная гимнастика
[обозреватель–рок/поп]
Эдуардо Галеано: Бродячие слова
[fiction прошлого века]
|
|