Library.Ru {2.2} Журнальный жанр





Читателям   Журнальный жанр   Ностальгия   № 10, 2007

Андрей Субботин:  Белая полоса

Александр, Екатерина, Петр, Елизавета, снова Петр, Алексей, Василий, Дмитрий, Иоанн… В музее-заповеднике «Коломенское» есть память о чуть ли не всех российских царях. Дворцы Александра I, Екатерины Великой, Алексея Михайловича. Кажется, археологи могут снимать их слой за слоем до лагеря Дмитрия Донского. Плотность истории поражает. Правда, такая древность покажется не столь уж далеким «вчера», если вспомнить, что в заповеднике есть остатки городища, датируемого I веком до нашей эры (век романа Клеопатры и Цезаря). Между прочим, здесь найдены самые древние из стоянок человека на территории Москвы. Что же влекло сюда, особенно две тысячи лет назад, когда земель вокруг было в избытке? Разве что панорама, а так – куцые деревца, редкие дубы, травка. Мило, но голо. Если ограничиться «светской хроникой» из жизни царей, может показаться именно так.
 

     У подножия холма, избранного древними– так называемыми дьяковцами, – все както странно. Привычная прибрежная флора из одуванчиков и сорной травы вдруг сменяется цветочным ковром всех оттенков радуги. Тропинку сжимают две стены иван-чая, иногда больше двух метров высотой. Тропически контрастные краски, опасное множество пчел. Тяжелый медовый аромат висит в лощине. Не Москва. Чтобы понять Коломенское, лучше всего войти в заповедник «с черного хода», со стороны Каширского шоссе.
     Прямо – Дьяковский проезд, ведущий в центр парка, а влево – тропинка к спортплощадке, где качают бицепсы физкультурники.
     Между спортсменами и прогуливающимися прячется овраг. Его склоны сложены слоями тысячелетнего песка. Академик Павлов в своем путеводителе 30-х годов по интересным геологическим обнажениям поминал стены с царапинами камней, которые нес ледник. Тысячи лет назад огромные шапки льда своей тяжестью срывали верхушки шведских скал и тащили их по руслам прарек из эпохи в эпоху, подтаивая и теряя свой каменный груз.
     Потом другие потоки тысячелетиями стачивали острые углы. Вероятно, так появились Гусь-камень и Девичий камень, огромный, словно дутый валун, спрятавшийся в Дьяковском овраге у храма Усекновения головы Иоанна Предтечи. Укамней на ветвях деревьев бантики из ленточек, носовых платков и полиэтиленовых пакетов. Говорят, помогает в рождении детей.

     Призрак моря

     Пока Коломенское реставрируют с редким вкусом. Как ни странно, простые деревянные лавки, набережная из сваленных камней, крики чаек и речной воздух создают иллюзию приморского пейзажа. Некогда потоки тающих ледников шириной в километры нанесли по берегам удивительные песчаные барханы, сегодня скрытые под толщей перегноя.
     Так в равнинном краю появились свои «горы» – словно на счастье парапланеристов.
     Вероятно, к моменту прихода первых поселенцев здесь был величественный плацдарм прибалтийской природы: песчаные дюны по берегам, красноватые и синеватые камни в русле, буйство природы на лугах, на плодороднейшем коктейле почв, вымытых ручьями из всех земель и времен и пока не испорченных человеком. Скорее всего, здесь были сосняки и дубравы, а значит, был и богатый пряный воздух, свободный от гнили и комаров.
     Все это наверняка дотянуло и до московских князей, а потом царей (на старых гравюрах видны хвойные деревья – и даже кедр, под которым в детстве играл будущий император Александр I). А еще прежде ледников, миллионы лет назад, здесь штормило море. С моллюсками, раковинами и дарвиновской борьбой видов. От моря остался ил, так называемая «черная глина» юрского периода. Овраги, удивительно крутые и дикие, сделали глубокий срез в глубь пород. Если пройти с набережной вверх от мостика вдоль прудов, то в русле ручья, недавно одетого в камень, иногда можно наблюдать диковинную картину. Под чистой родниковой водой – слой иссиня-черного осадка, тот самый гость из юрского периода. В верховьях ручья цвет сменяется на ржаво-красный, будто в ручье давно гнили останки железа – пламенный привет от богатых металлом грунтовых вод. Согласно одной из легенд, по дну этого оврага Георгий Победоносец гонялся за змием, и там, где копыта его коня цокали о землю, забили родники.
     Змиев и вообще все живое здесь давно извели, а вот родниками берега и вправду испещрены, и они издревле имеют репутацию целебных. Если серьезно, то в песках здесь намешан удивительный коктейль веществ. Где-то глубоко в известняках и ниже сосредоточены огромные пласты чистой, отфильтрованной песками воды, избытки которой прорываются наверх сквозь водоупорные глины. Возможно, вера в волшебство родника не случайна. Например, вода в одном из подмосковных минеральных источников (далеко не горном, но расположенном вблизи Москвы-реки) по составу близка воде швейцарского курорта.

     Пращуры

     Думается, древние поселяне с незамутненным знанием правильно оценили край. Археологи нашли на холме культурный слой в 4 метра! Сейчас археологический памятник огорожен сеткой, гостеприимно прорванной во множестве мест. На самом деле «дьяковцы», названные в XX веке по имени ближайшего села, обосновались на косе, глубоко вдававшейся в луг, а потом обкопали ее, превратив в холм. Собственно городище – это просто поселение с деревянной оградой. Конечно, не Рим, и даже не Александрия… Но все же с оградой. «Дьяковцы», угро-финны, жили мирно, промышляли охотой, рыболовством и скотоводством, так что археологам удалось поживиться в основном черепками и остатками орудий. Шансов, поддев лопатою, вытащить мраморную статую, немного. Хотя… В 2001 году археологи выкопали в Коломенском внушительную статую Афины Паллады белого камня. Это было украшение Екатерининского дворца XVIIIвека. Теперь поверженная Афина открывает экспозицию деталей разрушенных памятников, собранную знаменитым реставратором Барановским в здешнем музее.
     Более известный деревянный дворец царя Алексея Михайловича находился дальше от берега, и ко времени Екатерины совсем пришел в негодность. Его модель есть в том же музее. Удивительная архитектурная сказка, лабиринт переходов, башенок и крылечек, из которых неясно, где хвост, где голова. Наверное, если собор Василия Блаженного расплести на девять отдельных построек, получилось бы нечто близкое. Карманная Москва.
     Сейчас копию дворца возводят в другом конце парка, а сам древний фундамент можно наблюдать вживую.

     Могикане

     Кажется, в Коломенском природа дала мастер-класс ландшафтного дизайна. Летним днем здесь можно найти тень и пекло, сад и лес, горы и бескрайние луга. Чтобы сменить воздух, достаточно спуститься в овраг. Там в неглубоких щелях (10–20метров) свой микроклимат. Без жары летом, без ветра осенью.
     Но если пройти по оврагу и подняться по ступенькам наверх, можно обнаружить обычный колхозный сад с долгими рядами яблонь – счастье любителей халявы со всей Москвы.
     Именно там в зарослях живут последние… дьяковцы. До 90-х здесь была большая деревня Дьяково, от которой каким-то чудом сохранилось несколько дворов. В центре Москвы у ЦДХ есть Парк Искусств – и мало кто помнит, что он составлен из остатков дворовых садов, что это призрак давно убитого бабьегородского квартала. Точно так же по скоплениям зелени и кладке печей в Дьякове можно угадать топографию крестьянских дворов, увидеть тень давно ушедшей жизни. На столбиках протянут сельский кабель, гуляют кошки, и как-то странно собирать одичавшую садовую малину в получасе езды от Красной площади. Хотя, может быть, так и надо.

     В полосе Ренессанса

     Церковь Вознесения Господня, храм-загадка, плывет над пространством. Точно известны заказчик, год освящения и родной цвет. Соответственно: Василий III, 1532 год, белый. И это почти все. Остальное неясно. Есть только догадки, которые как тут не строить. До XVIIвека храм Вознесения был высотной доминантой Москвы – 62 метра, хотя, по идее, таковая должна бы находиться в Кремле. При этом на роль первого храма страны он точно не мог бы подойти, так как не имел обширного пространства внутри. И в то же время именно его архитектура была вызывающе другой. Даже в учебниках храм Вознесения крошит своими формами стандарт, оказываясь в гордом одиночестве, и никакая классификация его не выдержит. В этом храме-башне можно найти стать готики, но его стены не эфемерны, и он не держится на противовесах, а словно врастает в холм своими корнями-гульбищами. В нем можно обнаружить минимализм, свойственный будущей протестантской архитектуре. Только он не сдержан, а подчеркнуто щеголеват. Он свободен от крестово-купольной традиции, но ему найдены и русские предшественники, даже шатровые из камня. Правда, и эта «предыстория» кажется притянутой рядом с настоящей высотной конструкцией, дерзко высящейся на хлипком склоне. По признанию современников, это было чудо, не виданное доселе на Руси. Именно так выглядел храм, по идее выступавший домовым храмом царской семьи.
     Только догадки существуют и о посвящении храма. Возможно, его появление связано с рождением наследника Иоанна Грозного. Возможно, нет. В системе Третьего Рима Коломенскому отводилась место Елеоновой горы в Иерусалиме – место вознесения, но и место, где ожидали второго пришествия. Многое располагает считать, что это был скорее монумент, и его дерзость определялась госинтересами в отстройке империи. Верно, с Коломенского холма идет стремление править миром. И все же слишком воздушно для Рима, тем более Третьего. Вырываясь на простор из узкой арки ворот, в первый миг теряешь равновесие от панорамы пространства. Склон словно убегает из-под ног, а церковь, напротив, будто готовится оторваться от земли.
     Говорят, архитектура – застывшая музыка. Обычно к храму Вознесения прилагают выгодную цитату французского композитора Гектора Берлиоза, плененного Коломенским. Правда, любопытнее не «рейтинг» француза, ставящий Коломенское впереди собора Страсбурга, а его впечатление «единства целого». Архитектура здесь строго подчинена цели, и кажется, все детали работают на вознесение. Проходы делают основание воздушным, контур лестниц создает эффект трамплина, ярусы кокошников подчеркивают стремление ввысь, «сетка» орнамента, надетая на шпиль, стягивается к кресту, акцентируя движение. Выбор форм архитектором напоминает выбор числа предметов, которые разумный путник возьмет с собой в дорогу. Только нужное. Только легкое. Наверное, так получился слепок модернизации, застывшее движение осторожно поднимающейся России. Ко всем загадкам, неизвестен и автор храма. Хотелось бы приписать шедевр соотечественнику, но исследователи чаще кивают на итальянских мастеров. Возможно, Петрок Малой. Информации просто нет.

     Дорога в облака

     Впрочем, отечественное начало все равно есть. Кроме автора, был еще и заказчик, который понял и принял. Василий III оказался меняющимся сюзереном в меняющемся мире. Москве тогда везло, и, возможно, в одинокой нестандартности храма Вознесения промелькнула именно эта «белая полоса», отблеск удачи. Никогда доселе Московия не была в таком зените: обширные новые земли, единство страны. Из Европы следовали сигналы к сближению. Говорят, Василий III всерьез думал о переменах.
     Возможно, в храме Вознесения был заложен и изящный «механизм», приходящий в движение на восходе. На востоке Москвы утреннее солнце и сегодня стирает горизонт. Светило делает зыбкой грань между небом и излучиной реки, и даже натыканные трубы промзон тают в мареве (этот эффект хорошо знают морские летчики). Если смотреть из-за храма на восход, то в какой-то момент шатер церкви (единственная зацепка для глаза на фоне бескрайних просторов) заслонит от солнца. Иможет показаться, что ярусы кокошников – ступени, а шатер с узором – дорога в облака, по всем законам перспективы сужающаяся к поблескивающему кресту. Символично, что эта «белая полоса» не покинула загадочный храм. Трудно поверить, но после всей карусели со сменой монархов, вкусов, армий и линий партии, после французов, поляков и искателей библиотеки Грозного восход встречает все тот же храм Вознесения, почти не измененный за пятьсот лет. Сказка.

Ностальгия, № 10, 2007

[ № 10, 2007 г. ]

Игорь Михальцев: «Наука и должна быть хобби» [персона грата]
«Я всегда считал, что жизнь имеет смысл тратить на что-то совершенно новое, что не делалось никем и никогда в мире. Это главное, чем должна заниматься Академия наук. Но, к сожалению, всегда находились силы, которые пытались сделать из Академии инновационного помощничка промышленности. Я считаю, что если нашими результатами интересуется промышленность, то мы опоздали…»
Александр Колбовский: На выборы как на фронт [обозреватель–тв]
Ричард Уоллис: Охрана строгого режима [нон-стоп]
Евгений Попов: На плоской крыше [проза]
Ольга Шумяцкая: Наши против зрителя [обозреватель–кино]
Глеб Шульпяков: Джема-Аль-Фна [старый город]
Андрей Грицман: Льготный тариф [терра-поэзия]
Дмитрий Смолев: Почти профессия [обозреватель–арт]
Витторио Страда: «В России поэт оставался пророком слишком долго» [маэстро]
Игорь Чувилин: Коммунисты и тюрлихи [артотека]
Андрей Субботин: Белая полоса [анфилада]
«Пока Коломенское реставрируют с редким вкусом. Как ни странно, простые деревянные лавки, набережная из сваленных камней, крики чаек и речной воздух создают иллюзию приморского пейзажа».
Артем Варгафтик: Отвращение к шедеврам [репетиция оркестра]
Тимур Кибиров – Санджар Янышев: Старший брат [table-talk]
Нина Геташвили: Не джентельмен, но модернист [волшебный фонарь]
Алексей Айги: Заметки на полях чужого языка [семейные сцены]
Дмитрий Смолев: В пределах приличий [прозрачные вещи]
Виталий Вульф, Серафима Чеботарь: Влюбленный Лариосик [театральный роман]
Маша Шахова: Дом под номером 15 [подмосковные вечера]
«Когда в Луцино говорят о доме Веселовских, все как один повторяют фразу: в этом доме никогда не надували щечки. И еще всем известно, что главная ценность дома под номером 15 – это несколько метров обоев в коридоре, которые с самыми большими почестями вырезают и наклеивают на то же самое место после ремонтов. Это документ, на котором, начиная с 1948 года, помечен уровень роста всех детей, внуков и племянников».
Ольга Шумяцкая: Цветы зла Лукино Висконти [киноностальгия]
Картина «Гибель богов» получила приз за режиссуру на Венецианском кинофестивале в 1970 году, была номинирована на «Оскар», «Золотой глобус», произвела переворот в кино и вызвала огромное количество подражаний. Критика писала, что «переворот был связан с новым отношением к нацистской теме. Вместо психологической драмы, где все подчинено правде характеров и логике поступков, Висконти предложил трагедию, в которой, как и полагается, властвует рок».
Святослав Бирюлин: Эльфы арт-рока [музей звука]
Лев Малхазов: Без мыла [обозреватель–классика]
Глеб Шульпяков: На окраинах [обозреватель–книги]
Юрий Рост: Гоги [окно роста]
Юрий Норштейн: Глядя на фотографию [норштейн–студия]
Григорий Заславский: Часть той силы [обозреватель–театр]
Сергей Агафонов: Есть только миг [гастроном]
Сюжет от Войцеховского
Марк Водовозов: Предел [финиш!]
Виктор Куллэ: Бог сохраняет всё... [дом с привидениями]
Александр Васильев: Сарафан из старого пальто [винтаж]
Святослав Бирюлин: Музейные редкости [обозреватель–рок/поп]
Лидия Оболенская: Парижский ландыш [комильфо]
Питер Бигль: Соната единорогов [fiction прошлого века]





О портале | Карта портала | Почта: [email protected]

При полном или частичном использовании материалов
активная ссылка на портал LIBRARY.RU обязательна

 
Яндекс.Метрика
© АНО «Институт информационных инициатив»
© Российская государственная библиотека для молодежи