Library.Ru

главная библиотекам читателям мир библиотек infolook виртуальная справка читальный зал
новости библиоnet форум конкурсы биржа труда регистрация поиск по порталу


Библиотекам Страница социолога Тексты
 

Загидуллина М.В.
Художественная литература в ситуации конкуренции: может ли погибнуть древнейший социальный институт

[ Кризис чтения: энергия преодоления: Сборник научно-практических материалов / Редактор-составитель В.Я. Аскарова. – М.: МЦБС, 2013. – С. 423-52 ]

 

Статистика и аналитика
 

Падение интереса к книге фиксируется аналитиками во всех развитых странах; в то же время книжные отрасли существуют пока на уровне крупных игроков рынка. Сосредоточимся исключительно на художественной литературе, которая всегда несёт особую символическую и идеологическую нагрузку в общем понятии чтения.

Российская книжная палата ведет статистику литературно-художественного книгоиздания в России и предлагает следующую картину (сводная таблица составлена на основе ежегодных отчетов на сайте «Bookchamber» [5]):
 

Год Количество книг Тираж, тыс. экз
2008 20138 154243.5
2009 18729 130799.4
2010 18131 120607.8
2011 18305 106478.9
2012 16624 83227.5
2013, 1-е полугодие 8723 (прогноз: 17400) 41278.9 (прогноз: 82400)

 

Как видим, наблюдается снижение и самого количества разных изданий, и суммарный тираж (тираж падает значительно быстрее, чем «видовое разнообразие»; количество книг–наименований – уменьшилось за пять лет на 20%, а тиражи упали почти на 45%). Ситуация с художественной литературой является частью общих тенденций книжного рынка. Л.А. Кириллова и К.М. Сухоруков в этой связи заметили: «Безусловно, ситуация с традиционной печатной книгой ухудшилась, и весьма значительно. В 2012-м году по сравнению с 2011-м годом наблюдается как уменьшение количества названий книг и брошюр, так и ощутимое сокращение общего тиража. Эти показатели в истекшем году – 116 888 названий и 540,5 млн. экз. (против 122 915 и 612,5 млн. соответственно в 2011 году). В процентах это снижение составляет 4,9% для количества названий и 11,8% для тиражей. В целом же ситуация в России соответствует общемировым тенденциям развития издательского дела в экономически развитых и развивающихся странах со стабильной или уменьшающейся численностью населения. Под влиянием демографических факторов, при усилении дифференциации читательского спроса, в условиях растущей конкуренции со стороны интернет-ресурсов и электронных версий (пока ещё в основном бесплатных и зачастую контрафактных) печатных изданий, среднестатистический тираж книги в России продолжает неуклонно снижаться. В истекшем 2012-м году среднестатистический тираж составил 4624 экз., в 2011-м – 4983 экз.; в 2010 и 2009 годах средние тиражи составляли 5371 экз. и 5616 экз. соответственно» [5].

Авторы статьи указывают в качестве возможного фактора снижения социально-демографические характеристики населения страны, однако и сами признают, что это планетарный тренд. Впрочем, информация о падении тиражей, падении интереса к чтению давно стала «аксиоматичной» и не нуждающейся в статистике. Скорее, статистика позволяет видеть, что это падение не такое быстрое, как предрекалось. В то же время динамика имеет поступательный характер – год от года количественный «вал» художественной литературы уменьшается.
 

Сколько надо художественной литературы
 

Очевидно, что примерно столько, сколько могут приобрести все участники книжного рынка – библиотеки, юридические и физические лица. Рынок чутко реагирует на спрос, поэтому приведённые выше цифры показывают, что спрос уменьшается. Тем не менее художественная литература все еще находит своего потребителя и весьма не «миниатюрного»: выпуск в год 80 миллионов экземпляров книг означает, что каждая семья в России в год приобретает хотя бы одну новую книгу. Впрочем, население «недетского» возраста (детская литература является отдельным сегментом книжного рынка и живёт по своим законам) в России в 2012 году составляло 123 миллиона человек, и если перейти к «подушевому потреблению» книг, то мы увидим, что годового тиража на всех «не хватает» (то есть он и не нужен).

Лидерами тиражей остаются женские детективные романы, классика детектива (см. аналитику Книжной палаты). Отдельной статистики по выпуску новых изданий классической литературы нет. Однако в любом случае общий тренд должен распространиться и на неё. При таком «макроподходе» ничего не остаётся, как признать, что чтение художественной литературы переживает свой кризис.
 

Что означает закат художественной литературы как социального института
 

Сначала важно понять, почему художественную литературу вообще можно выделить из всего явления чтения в самостоятельный социальный институт. Основанием является сложная история классики, отражающая «удобство» классической литературы как «материального носителя» национальной идеи (и идеи государственности тоже). Подробно механизмы разрастания художественной литературы в мощное оружие государства в борьбе за управление самоидентификацией нации были рассмотрены в сохраняющей актуальность статье Н.А. Зоркой и Б.В. Дубина «Идея „классики“ и её социальные функции» [4].

Классика остается своеобразным ядром всей литературы, ориентиром и «нормой», причем с течением времени всё более становится символическим объектом, теряющим своего живого читателя. Однако при приобщении к книге детей, например, родители считают необходимым покупать классические тексты, адаптированные (или подходящие) для детского возраста; так, в тех же отчетах Книжной палаты в сегменте детской литературы постоянно присутствуют А. Пушкин и Л. Толстой как лидеры тиражей и наименований книг для детей.

Современная художественная литература в принципе возможна только на фоне, на основе классики, в её «присутствии», даже если текст не ориентирован на неё никаким образом, а автор вообще никогда ничего не читал (предположим). Ведь именно ядро системы, классика, позволяет формировать разветвленную систему конвенций читателя и автора и создавать условия для «поглощения» книги, ее адекватной рецепции. Но в задачи этой статьи не входит подробный разбор самих механизмов литературы как социального института [2], важнее понять последствия редукции этого института. А такая редукция возможна именно при утрате функций, «сдаче» их другим акторам институционального поля.
 

Возможности сетературы
 

Яркое явление последнего времени – уход книги на бумажном носителе. Уменьшение «количества чтения» вообще – спорный момент, поскольку проведение времени в социальных медиа (современный лидер досуга, в отличие от предшественника – телевидения) представляет собой текстовую работу, чтение текстов и их генерацию (будь то комментарии, посты, твиты). Абсолютная «выключенность» из текстового пространства пока не констатируется (и, возможно, надо изучать это явление научными методами – чтобы вовремя рассматривать именно как тенденцию в ту или иную сторону), хотя теоретически она возможна (полное переключение в видеоконтент, выражение собственных эмоций с помощью кнопок «like» и «dislike» и др. инструменты, исключающие работу с письменным словом).

Однако если вернуться к книге как таковой, то известно мнение многих исследователей о том, что «цепляние» за бумажно-переплетную организацию книг является анахронизмом. Конечно, какое-то время будут сохраняться сторонники такого типа чтения – в силу их формирования в «доцифровом» пространстве, однако уход бумажных «носителей» совсем – лишь вопрос времени.

Между тем уход линейно организованного текста, представляющего собой в случае художественной литературы именно «замкнутую вселенную», имеющую свое начало и конец, своих героев и историю, заселённую в соответствии с логикой, фантазией, идеями и сверхидеей автора, представляется менее вероятным (это очевидно по росту наполняемости электронных хранилищ книг в Интернете – proza.ru, stihi.ru, вообще всего сегмента «сетературы», где эксперименты в духе «Бесконечного тупика» Д.Галковского или «Романа» Р.Лейбова остались экспериментами, а большинство файлов с текстами являются цифровым аналогом «старой доброй книги» – просто текстом). Интересно, что программы-«читалки» тяготеют к имитации чтения-листания «настоящей» книги, с её тремя измерениями, шелестом страниц – вот только что без запаха типографской краски или старой бумаги. Впрочем, и такая имитация, возможно, рассчитана на «старое» поколение (и оригиналов в «новом»), а большинство спокойно читают огромные книги с маленького монитора своего мобильника или смартфона (переход к планшетникам даёт больше комфорта тем, кто «поглощает» таким образом большие тексты).

Статистика читателей в Интернете оказывается весьма проблематичной (нужно специальное исследование, которое позволит объединить статистику скачиваний той или иной книги или выходов для её чтения он-лайн, притом, что один и тот же текст может размещаться на множестве платформ). Возможны и специальные опросы. Пока всё, что организуется в сфере социологии чтения, уязвимо с точки зрения научной методики.
 

Альтернативы художественной литературе
 

Однако, говоря о художественной литературе как вместилище основных национальных идентификаторов, образного переживания коллективного опыта, а главное – коллекции ценностей, которые не формулируются как статьи Конституции или любых других официальных документов, а требуют именно образно-символического воплощения, мы вынуждены сосредоточиться на главном – нужна ли художественная литература, будет ли она существовать завтра-послезавтра-столетия-спустя, каковы будут ее функции.

Очевидно, что у литературы есть замена, становящаяся всё более актуальной, – это художественный фильм. Обладая всеми признаками «замкнутой вселенной» (продукт автора, представляющий собой плод его фантазии, обобщения реальности, населённый героями, действующими в рамках заданной логики и т.п.), фильм имеет и ряд преимуществ: компактность временных затрат на восприятие, образно-эмоциональный арсенал (основанный на особенностях визуальности как культурного пласта), подключение звуковых эффектов и т. п. «Шаманизм» кинематографа (отсылка к древним практикам передачи сакральных знаний с помощью перформанса) ставит его в более сильную позицию по отношению к чтению художественной литературы (с этой точки зрения интересна бесконечная дискуссия – заменяет ли экранизация книгу, с вечным выводом «нет, не заменяет» и не менее вечной очевидностью «первичности» фильма по отношению к чтению. Посмотрев сериал «Мастер и Маргарита», люди покупают книгу М. Булгакова, чтобы «перечитать»; последний по времени всплеск – «Анна Каренина» Л. Толстого).

Другой конкурент книги – компьютерная игра. Это менее распространённая, но более соотносимая с книгой форма времяпровождения: «пройти» современные типы топовых игр можно в среднем за 30–40 часов, что соотносимо со средним по скорости чтением книги в полторы-две тысячи страниц. Для сравнения: объём «Войны и мира» – 2400 страниц типового формата. «Пройти игру» означает постоянно находиться в «замкнутой вселенной» игрового пространства, сосуществовать там с населяющими ее героями и понимать логику этого сосуществования. Кроме того, у игры может быть цель – выполнение определённой задачи, миссии, что и определяет понятие «пути» (от начала до конца). Проблема «целеполагания» в художественном произведении (романе, повести) тоже чрезвычайно значима (по Достоевскому, «нужна страсть, нужна ваша идея и непременно указующий перст, страстно поднятый» – сокровенная «сверхзадача» любого текста, которую автор не формулирует, а «фундаментирует», прячет, разливает во всем целом своего произведения). Не вдаваясь в подробности дискуссии «а что автор хотел этим сказать», заметим, что в пространстве компьютерных игр (где есть своя жесткая жанровая дифференциация) игрок становится частью этих задач. Степень его вовлечения в мир игры крайне велика, поскольку суть игры (в отличие от книги и даже фильма) – интерактивность, возможность вести своего героя к разным финалам, выбирать стратегию его поведения, другими словами, самому быть автором «текста» конкретного варианта «прохождения» игры. По сравнению с миром книги, где читателю предлагается одна главная работа – мысленная визуализация содержания, превращение в режиссёра, компьютерная игра требует сотворения характера. Этим она «перебивает» коммуникативные задачи художественной литературы.

Возвращаясь к «соперничеству» художественной литературы и других форм искусства, отметим, что сильной стороной художественной литературы (в отличие от кино и тем более компьютерных игр, находящихся на периферии идеологического поля), является институциональность и мощная поддержка традиции. Именно эта поддержка, осуществляемая не отдельными лицами, но «совокупным субъектом» (так, современные родители, сами формировавшиеся в ситуации падения интереса к чтению, переживают, что их дети не читают, – см. исследование Л.А. Борусяк [1]), может стать гарантом сохранения художественной литературы в цифровую эпоху.

Размышляя о соперничестве литературы с визуальными формами, Б.В. Дубин замечает: «В сравнении с ними как типовыми формами коммуникации… алфавитное письмо и опирающаяся на него книжная печать это предельно формальное (условное) и потому наиболее рационализированное средство трансляции значений и образцов. Это легко понять, если вспомнить, что чтение, понимание и интерпретация печатных (книжных) текстов – единственный вид массовой коммуникации, которому мы специально обучаемся в рамках автономной, институционализированной системы. Скажем, смотреть телевизор, как и кино, нас никто не учит, этот навык не выделен из потока жизненного опыта и воспринимается вместе с усвоением других социальных ролей – ребенка, члена семьи, юноши/девушки и т.д.» [3, с. 200].
 

Кризис чтения как предвестник рождения нового социального института?
 

И все же сформулируем проблему-распутье: уходит бумага или литература? Иначе говоря, художественная литература обретает новую форму (и новые способы чтения, при этом само понятие грамотности – равно как и письменности – не затрагивается) или уходит совсем, предоставляя видеокультуре занять освобождённое место?

Здесь М.Маклюэн как раз и предлагает смотреть на тенденции ХХ века (и многие его предвидения в XXI веке только подтверждаются) как на знак перехода от эпохи буквенной письменности к электронному сигналу («цифре») [6]. Это – куда более значимый переход, чем замена ручного производства книг индустриальным, конвейерным. Эпоха Гутенберга ознаменовалась технической возможностью доступа к книге (= знанию) широчайших слоев населения. Но это был передовой фронт именно для той эпохи, и «массовая воспроизводимость» (В. Беньямин), имея колоссальный социальный эффект, не изменяла суть культурного процесса – передача информации с помощью письменности (смотри мнение Б.В. Дубина о предельной рационализации алфавитного способа передачи информации). По Маклюэну, эпоха эта завершается, и человечество вступает в новую стадию развития своего «культурного поля» – исчезновения письменности, возврата к визуально-образному способу освоения мира, фиксации ценностей, их передачи из поколения в поколение.

Здесь хотелось бы уточнить – очень возможно, что как раз с алфавитом ничего фатального и не произойдет (и грамотность, и техническая, и универсальная литература никуда не денутся), но вот формы эстетизирования идей (сейчас эту функцию выполняет художественная литература) могут измениться, они не застрахованы от такого изменения. В любом случае, анализ функционирования социального института художественной литературы свидетельствует о глубоких кризисных явлениях, неадекватности ответов на внешние вызовы, а следовательно, угроза краха института не надумана. Дело не в переходе на «другие носители», а в размывании формально-рационального способа создания образных моделей – под натиском технологических изменений в самих системах массовых коммуникаций. Именно «шансы» визуальности (креолизованные тексты можно рассматривать как переходное явление) вытеснить алфавитную рационализацию из сферы эстетического, сферы искусства вообще и должны быть объектом пристального изучения и анализа. О проблемах литературы и – шире – книжного дела аналитики Книжной палаты говорят именно в категориях рассуждения о рушащемся на их глазах институте, нуждающемся в мощной государственной поддержке, неспособном ответить на вызовы времени «изнутри», своими силами: «В России, несмотря на все декларации о её особой духовности, по-прежнему юридически не определён социальный статус книги. У неё может падать или увеличиваться тираж, продажа, читательский спрос – но кто докажет, что это хорошо или плохо? Ведь сегодня установилась мода на трактовку книги (не только электронной, но и печатной) с позиции информатики: книгу считают разновидностью документа, или ресурсом, или неким средством массовой информации и коммуникации. Тогда явное снижение интереса к традиционной книге, может быть, и не должно вызывать тревогу: ведь есть газеты, журналы, радио, телевидение, Интернет и другие информационные передатчики и носители. Падение производства и продаж одного из видов информационных товаров легко компенсируется ростом для других его «собратьев». Да и бесплатный доступ к массовой информации приучает потенциальных, а то и «бывших» читателей игнорировать книгу вообще, а с «напряжным» содержанием – в особенности. Если же мы продолжаем считать книгу особым явлением, чем-то отличающимся от других, или даже товаром (но с особой потребительной социально-культурной ценностью), то, видимо, давно назрела необходимость не декларативно, а законодательно определить роль и место именно социально значимой книги и книжного дела в системе социальных и экономических отношений, а также меры их контроля и поддержки на государственном, национальном, региональном и прочих уровнях. Эта поддержка должна быть эффективной (т.е. в рыночных условиях – прежде всего финансовой) и оперативной для всех субъектов книжного рынка (авторов, издателей, книгораспространителей, библиотек и – наконец – читателей и пользователей). Иначе мы рискуем потерять статус книжной державы – не мифической «самой читающей страны в мире», а просто страны и общества с развитой книжной культурой» [5].

Нетрудно заметить, что авторы обзора оперируют именно институциональными понятиями. Конечно, такая огромная традиция, как художественная литература, не может «пасть в одночасье». Но рассматривать симптомы падения следует с точки зрения институциональной рациональности, а не эмоционально-психологической зависимости, только тогда можно будет чётко видеть тренд и понимать, как следует (и возможно ли) корректировать его развитие.
 

Литература
 

1. Борусяк Л.Ф. Чтение как ценность в среде молодых российских интеллектуалов // Вестник общественного мнения. – 2010. – № 3. – С. 53–65.

2. Гудков Л.Д., Дубин Б.В. Литература как социальный институт. Статьи по социологии литературы. – М.,: Новое литературное обозрение, 1994. – 352 с.

3. Дубин Б.В. Символы – институты – исследования. Новые очерки социологии культуры. – [Б.и.]: Lambert Academic Publishing, 2013. – 268 c.

4. Дубин Б.В. Идея «классики» и ее социальные функции// Проблемы социологии литературы за рубежом / Ин-т науч. информ. по обществ. наукам. – М., 1983. – С. 40–82.

5. Кириллова Л.А. Углубляющийся кризис: книгоиздание России в 2012 году // Российская книжная палата [сайт], www.bookchamber.ru/content/stat/stat_2012.html

6. Маклюэн М. Галактика Гуттенберга: становление человека печатающего. – М., Академ. Проект; Фонд «Мир», 2013. – 496 с.

 Вверх


главная библиотекам читателям мир библиотек infolook виртуальная справка читальный зал
новости библиоnet форум конкурсы биржа труда регистрация поиск по порталу


О портале | Карта портала | Почта: [email protected]

При полном или частичном использовании материалов
активная ссылка на портал LIBRARY.RU обязательна

 
Яндекс.Метрика
© АНО «Институт информационных инициатив»
© Российская государственная библиотека для молодежи